Неточные совпадения
Луиза Ивановна с уторопленною любезностью пустилась приседать на все стороны и, приседая, допятилась до
дверей; но в
дверях наскочила задом на одного видного офицера с открытым свежим лицом и с превосходными густейшими белокурыми бакенами. Это был сам Никодим Фомич, квартальный надзиратель. Луиза Ивановна поспешила присесть чуть не до полу и частыми мелкими шагами, подпрыгивая, полетела из
конторы.
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он
дверь в
контору. На этот раз в ней было очень мало народу, стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не говорить», — мелькало в нем. Тут одна какая-то личность из писцов, в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать у бюро. В углу усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
Дверь в самую
контору была тоже настежь отворена.
Он провел их сначала во двор и потом в
дверь направо и на лестницу в
контору.
— Нельзя здесь дожидаться, пожалуйте в
контору, — опять обратился фельдфебель к Нехлюдову, и Нехлюдов уже хотел уходить, когда из задней
двери вышел смотритель, еще более смущенный, чем его подчиненные. Он не переставая вздыхал. Увидав Нехлюдова, он обратился к надзирателю.
Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках
дверей, и вошли в
контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями.
Прежняя рыжая голова с бакенбардами снова показалась из-за
двери, поглядела, поглядела и вошла в
контору вместе с своим довольно некрасивым туловищем.
Замерло все в кабаке и около кабака. Со стороны
конторы близился гулкий топот, — это гнали верхами лесообъездчики и исправничьи казаки.
Дверь в кабаке была отворена попрежнему, но никто не смел войти в нее. К двум окнам припали усатые казачьи рожи и глядели в кабак.
В
контору вошла птичница, а за нею через порог
двери клубом перекатилось седое облако холодного воздуха и поползло по полу.
Персиянцев вошел на чистый купеческий двор и, отыскав
двери с надписью «
контора», поднялся по лестнице.
Розанов хотел побывать у Андрияна Николаева в
конторе между своими утренними визитациями и обедом. Обойдя отделение и вымыв руки, он зашел домой, чтобы переменить платье и ехать к Введению, что в Барашах, но отворив свою
дверь, изумился. На крайнем стульце его приемной комнаты сидел бахаревский казачок Гриша.
Контора в доме Большова. Прямо
дверь, на левой стороне лестница наверх.
Помню такой случай: из
конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали
двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места — в августе месяце среди белого дня. Полицию поставили на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду, дело вел знаменитый в то время следователь по особо важным делам Кейзер, который впоследствии вел расследование событий Ходынки, где нам пришлось опять с ним встретиться.
Она имела при
конторе маленькую комнатку, поминутно шмыгала из нее в
контору: остановится в
дверях и смотрит сквозь очки, стриженая, в короткой юбке и черной кофте.
На этом месте разговор по необходимости должен был прерваться, потому что мои путники въехали в город и были прямо подвезены к почтовой станции, где Аггей Никитич думал было угостить Мартына Степаныча чайком, ужином, чтобы с ним еще побеседовать; но Пилецкий решительно воспротивился тому и, объяснив снова, что он спешит в Петербург для успокоения Егора Егорыча, просил об одном, чтобы ему дали скорее лошадей, которые вслед за громогласным приказанием Аггея Никитича: «Лошадей, тройку!» — мгновенно же были заложены, и Мартын Степаныч отправился в свой неблизкий вояж, а Аггей Никитич, забыв о существовании всевозможных
контор и о том, что их следует ревизовать, прилег на постель, дабы сообразить все слышанное им от Пилецкого; но это ему не удалось, потому что
дверь почтовой станции осторожно отворилась, и пред очи своего начальника предстал уездный почтмейстер в мундире и с лицом крайне оробелым.
Предвидения его оправдались. Его поместили в особой комнате того флигеля, в котором помещалась и
контора. Туда принесли ему белье из домашнего холста и старый папенькин халат, в который он и облачился немедленно.
Двери склепа растворились, пропустили его и — захлопнулись.
Дверь из комнаты в
контору, где спали почтмейстер и Препотенский, была заперта. Это еще более взбесило энергическую даму, ибо, по уставу дома, ни одна из его внутренних
дверей никогда не должна была запираться от ее, хозяйкина, контроля, а в
конторе почтмейстерша считала себя такою же хозяйкой, как и в своей спальне. И вдруг неслыханная дерзость!..
Приходим в
контору. За столом пишет высокий рыжий солдатского типа человек. Стали у
дверей.
Дверь, очень скромная на вид, обитая железом, вела со двора в комнату с побуревшими от сырости, исписанными углем стенами и освещенную узким окном с железною решеткой, затем налево была другая комната, побольше и почище, с чугунною печью и двумя столами, но тоже с острожным окном: это —
контора, и уж отсюда узкая каменная лестница вела во второй этаж, где находилось главное помещение.
Комната Ивана Петровича; тут его спальня, тут же и
контора имения. У окна большой стол с приходо-расходными книгами и бумагами всякого рода, конторка, шкапы, весы. Стол поменьше для Астрова; на этом столе принадлежности для рисования, краски; возле — папка. Клетка со скворцом. На стене карта Африки, видимо, никому здесь не нужная. Громадный диван, обитый клеенкой. Налево —
дверь, ведущая в покои; направо —
дверь в сени; подле правой
двери положен половик, чтобы не нагрязнили мужики. — Осенний вечер. Тишина.
— Черти полуношные!.. — ругался Осип Иваныч, отправляясь отворять
дверь. — Умереть не дадут спокойно… Ну, какого черта понадобилось караванному, чтобы ему провалиться вместе с
конторой? — спрашивал он в передней посланца.
Послышался стук экипажа и прервал мысли дьякона. Он выглянул в
дверь и увидел коляску, а в ней троих: Лаевского, Шешковского и начальника почтово-телеграфной
конторы.
В углах
конторы, сейчас у
дверей, были устроены на деревянных козлах две походные кровати; на одной спал Бучинский, а другую занимал я.
Однажды после обеда, когда я с книгой в руках лежал в своем уголке, послышался грохот подъехавшего к
конторе экипажа. Не успел я подняться навстречу подъехавшим гостям, как в
дверях показался небольшого роста господин в черной фрачной паре, смятой сорочке, без галстуха и с фуражкой на затылке.
Прошло часа полтора времени, и мне надоело дожидаться на крыльце. Я успел заснуть, когда за
конторой послышались громкие крики и чей-то плач. Скоро в
контору вошел сам Бучинский и торжественно перекрестился; за
дверями кто-то кричал и ругался.
Не дожидаясь ответа, Карнаухов боязливо посмотрел на входную
дверь и с поспешностью нашалившего школьника нырнул под свое одеяло. Такой маневр оказался нелишним, потому что
дверь в
контору приотворилась и в ней показалась усатая голова Феди. Убедившись, что барин спит, голова скрылась: Карнаухов действительно уже спал, как зарезанный.
Я вошел в
контору; в первой комнате, занятой столами чиновников и множеством всякого театрального народа, спросил я о Кокошкине и Загоскине; мне отвечали, что они в «присутственной комнате»; я хотел войти в нее, но стоявший у
дверей капельдинер в придворной ливрее не пустил меня, говоря, что «без доклада директору и без его дозволения никто туда войти не может».
Над
дверьми одной стороны сеней висела черная доска с надписью: «
Контора»; над
дверьми другой не было никакой надписи — да и не надо было: всякий знал хорошо, что тут жил Никита Федорыч.
Никита Федорыч хлопотливо покрыл недопитый стакан валявшимся поблизости календарем, искоса поглядел на жену, хлопотавшую подле самовара, потом как бы через силу, ворча и потягиваясь, отправился в
контору. Косвенный взгляд этот и суетливость не ускользнули, однако, от Анны Андреевны, подозрительно следившей за всеми его движениями; только что
дверь в комнату захлопнулась, она проворно подошла к сыну и, гладя его по головке, сказала ему вкрадчивым, нежным голосом...
Он повернулся к
двери. Сторож растворил ее перед ним; тою же быстрою, тяжелою и решительною походкою, высоко подняв безумную голову, он вышел из
конторы и почти бегом пошел направо, в отделение душевнобольных. Провожавшие едва успевали идти за ним.
В тот же день он не пошел в
контору, а ушел во вторую комнату, затворил
дверь, заставил ее комодом и принялся что-то бормотать.
Сюда подавали заключенному пищу и воду (очевидно из этого, подумал я, что ключи от
двери хранятся не у моего сторожа, а в
конторе).
Яшка начертал на своем знамени другую формулу: «За бога, за великого государя!..» Он был сектант, приверженец «старого прав-закону», но когда я, вернувшись из
конторы, проходил мимо его
двери, невольная мысль поразила мое воображение: как много общего между этими двумя исповедниками!
Дверь в
контору растворилась с шумом, все вскочили, вошел князь.
Шипучин (стоя в
дверях и обращаясь в
контору). Этот ваш подарок, дорогие сослуживцы, я буду хранить до самой смерти как воспоминание о счастливейших днях моей жизни! Да, милостивые государи! Еще раз благодарю! (Посылает воздушный поцелуй и идет к Хирину.) Мой дорогой, мой почтеннейший Кузьма Николаич!
Кабинет председателя правления. Налево
дверь, ведущая в
контору банка. Два письменных стола. Обстановка с претензией на изысканную роскошь: бархатная мебель, цветы, статуи, ковры, телефон. — Полдень.
И вот, — как это ни смешно вам покажется, — выйдя из уборной, мы заблудились в коридоре. Отворяем одну
дверь — уборная, отворяем другую —
контора цирка, третья — опять чья-то уборная. Темно, бредем почти ощупью, очень весело настроены и, повторяю, оба пьяны.
В этот же самый день, часу в восьмом вечера, Василий Свитка слез с извозчичьих дрожек на углу Канонерской улицы в Коломне и спешно поднялся по лестнице большого каменного дома. На одной из
дверей, выходивших на эту лестницу, была прибита доска с надписью: «Типография И. Колтышко». Он постучался и спросил управляющего типографией. Рабочий, отворивший
дверь, проводил его в типографскую
контору. Там сидел и сводил какие-то счеты человек лет тридцати, довольно тщедушной, рыжеватой наружности.
Ночь уходила; пропели последние петухи; Михаил Андреевич Бодростин лежал бездыханный в большой зале, а Иосаф Платонович Висленев сидел на изорванном кресле в
конторе; пред ним, как раз насупротив, упираясь своими ногами в ножки его кресла, помещался огромный рыжий мужик, с длинною палкой в руках и дремал, у
дверей стояли два другие мужика, тоже с большими палками, и оба тоже дремали, между тем как под окнами беспрестанно шмыгали дворовые женщины и ребятишки, старавшиеся приподняться на карниз и заглянуть чрез окно на убийцу, освещенного сильно нагоревшим сальным огарком.
За
дверью в кабинете происходит семейный совет. Разговор идет на очень неприятную и щекотливую тему. Дело в том, что Саша Усков учел в одной из банкирских
контор фальшивый вексель, которому, три дня тому назад, минул срок, и теперь двое дядей по отцу и Иван Маркович — дядя по матери — решают задачу: заплатить ли им по векселю и спасти фамильную честь, или же омыть руки и предоставить дело судебной власти?
Тут Тася оглянулась. Она припомнила эту комнату — род площадки — с ее голубой мебелью, множеством афиш направо, темной
дверью с надписью «
Контора»и аркой. Левее ряд комнат. Она помнила, что совсем налево — опять белые перила и ход в театральную залу с двумя круглыми лесенками на галерею.
Передняя, в виде узкого коридора, замыкалась
дверью в глубине, а справа другая
дверь вела в
контору. Все глядело необыкновенно чисто: и вешалка, и стол с зеркалом, и шкап, разбитый на клетки, с медными бляшками под каждой клеткой.
Он почтительно принял блестящего адвоката и проводил его в комнату, служившую ему кабинетом и спальней, плотно притворив
дверь, ведущую в переднюю половину квартиры, где помещалась
контора.
Пройдя длинный коридор, они остановились у железной решетчатой
двери, за которой стоял швейцар. Проводник Савина передал его ему вместе с каким-то принесенным им из
конторы ярлыком.
В это время в
дверь постучались, и в кабинет вошел кассир
конторы Дмитрий Павлович Сиротинин.
Выйдя из
конторы по парадному подъезду и поднявшись по нескольким ступеням, они подошли к тяжелой полированной
двери.
На другой день по прибытии княгини Шестовой в Т. рано утром в
конторе гостиницы «Гранд Отель» была получена на ее имя телеграмма из Москвы, Лакей, призванный в
контору для вручения ее по принадлежности, вспомнил, что ее сиятельство приказала ему накануне разбудить ее в девять часов, и несмотря на то, что был девятый час в начале, полагая, что приезжая ждала именно эту телеграмму, отправился стучаться в
дверь первого номера.
Страшно рассерженный происшедшею сценою, дядя вытолкнул Козу за
двери и сейчас же велел запереть его в
конторе, а сегодня его велено уже отправить на мужицкой подводе в Орел.
Но сколько ни учили ее через
дверь, как открыть, сколько ни объясняли, она так и не сумела, пришлось идти в
контору и звать домового слесаря.